Ахматова как желтый одуванчик у забора как лопухи и лебеда

Флоропоэтика А. Ахматовой. Лопухи да лебеда

Зачем человеку растения? Какую роль играют образы трав и деревьев в нашей духовной жизни, в поэзии? Было бы так заманчиво проследить эволюцию таких образов с доисторических времен, античных и через эпоху Возрождения к 19 веку. Вспомнить течения в поэзии сентиментальные, романтические, проследить восхождение образов растений к символическому освоению мира. В 19 веке флоропоэтику понимали как часть дворянской бытовой культуры, она выражалась, прежде всего, в «языке цветов». В каждой дворянской усадьбе были не только липовые аллеи и мостики через прудики, но и клумбы с культурными растениями. Сентиментальные барышни вели альбомы и дневники, писали многочисленные письма, в которых роль растений в передаче состояний души была очень высока. Не случайно флоропоэтику называли дамской ботаникой. Каждое растение и каждый цвет отражали мимолетные чувства, настроение, эмоциональную окраску поступков, особенно, конечно, любовь. У многих русских поэтов были обычными пейзажные стихи, обычными были и растительные образы простых трав и деревьев в родной природе. Мирра Лохвицкая тоже писала о крапиве, но связывала ее образ с античной мифологией.

Невзрачное растение крапива, но оно
Одобрено бессмертной Афродитой
И почему-то ей посвящено

Символисты в явлениях природы, в том числе жизни растений, искали скрытый смысл, их сложную сущность. Бальмонту скучно восхвалять обычное дерево, гораздо интереснее Дерево Мировое! До сих пор гадают, что за растение послужило прообразом «Ночной фиалки» Блока. На эту роль претендуют и вечерницы из крестоцветных с фиолетовой окраской и орхидеи с белыми цветами, а само название давно ассоциируется с женщинами известного поведения. Андрей Белый использовал с удовольствием образы растений для словотворчества

Что изменилось у Ахматовой и других акмеистов? Акмеисты относятся к реальному миру как к самостоятельной ценности. Поэт – хранитель ценностей природы – форм, запахов и звуков. Природное бытие гармонично увязывается с напряженным внутренним миром поэта. Обычно такое состояние называется равновесием, понятием столь важным для характеристики экологического сознания. Акмеисты не искали в образах растений метафизического содержания. Поэты говорили о простых конкретных растениях, а не о растениях вообще, говорили простыми и точными словами, но от этого внутренний мир человека не обеднялся и не упрощался. Лопухи крапива не менее ценны, чем розы и хризантемы. Для общения на равных нужно чаще бродить в полях, лесах и парках, подальше от пленников садов и дачных участков, которые созданы человеком для удовлетворения нужд человека. Впрочем, восприятие растений у акмеистов было разное. У Гумилева признание самоценности простых деревьев сочеталось с философским подходом к природе:

Я знаю, что деревьям, а не нам
Дано величье совершенной жизни:
На ласковой земле, сестре звездам,
Мы – на чужбине, а они – в отчизне.

У Ахматовой простота растений – классическая. Обычно имя каждого поэта связывают с образом определенного дерева. Любимое дерево Ахматовой – иву.

Я лопухи любила и крапиву,
Но больше всех серебряную иву.

Правда – иву, но первая строчка мне кажется важнее. Именно от самых простых растений, которые в быту называют сорняками, поднимается Ахматова к высотам поэзии. Речь идет не о лопухах вообще, о лопухах конкретных, слепневских. Стояли лопухи и крапива на страже у тюрьмы затворницы, у ограды, у воротцев. Именно в эту крапиву бросали разнаряженные господа конфеты местным ребятишкам.

Почернел, искривился бревенчатый мост,
И стоят лопухи в человеческий рост,
И крапивы дремучей поют леса,
Что по ним не пройдет, не блеснет коса.

Ахматова не собирается сравнивать себя с крапивой, как, например, Пришвин: «Я тоже мухомор – меня нельзя съесть!», а свою любимую он сравнивает с фацелией в море клевера. Крапива самодостаточна и свободна.
Такое же отношение, как лопухам и крапиве, пускай это странно звучит, у Ахматовой к цветам за околицей, где она нечасто бывала.

Полевые цветы на воле
Их не надо трогать и рвать
Пусть их больше, чем звезд зажженных
В сентябрьских небесах.
Для детей, для бродяг, для влюбленных
Вырастают цветы на полях.

Кстати, именно так относился к растениям и ее сын. Через много лет после детства он вернулся в Слепнево. Нравилась ему малая родина с незабудками и купальницами. Вид этих простых, а часто и невзрачных, растений вызывал у него чувство свободы. Правда, местные мужики сразу признали молодого барина, хотели Гумилева (в который раз!) лишить свободы, послать за милицией, но передумали. Прошло еще несколько лет и Слепнево исчезло с земли. На его месте осталась только крапива и одинокий старый дуб. Может быть, в других странах на месте исчезнувших деревень поселяются другие растения, но у нас и сегодня по всей стране так.
Думаю после ухоженной Франции «дремучие леса» крапивы и лопухов Ахматову поражали, русские люди привыкли к таким зарослям и не замечают.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я счастлива. Но мне всего милей
Лесная и пологая дорога,
Убогий мост, скривившийся немного
И то, что ждать осталось мало дней.

Это и есть равновесие напряженного внутреннего мира и зоркого (как это сама Ахматова у себя замечала), взгляда зеленых глаз из-под челки на природу.
Крапиву Ахматова не воспевает, она ее замечает как поэт-акмеист. А вот Пастернак пошел дальше. Ахматова любит поэзию Пастернака

За то, что дым сравнил с Лаокооном,
Кладбищенский воспел чертополох,
Он награжден каким-то вечным детством.

У Пастернака другой темперамент, еще более непонятный для чиновников от литературы

И всему виновник и законник
Махнет свежим воздухом навоз.

Разве можно было редакторам толстых журналов принимать стихи, в которых признаются в любви к крапиве и лопухам, воспевают чертополох и навоз?
Еще одна героиня поэзии Ахматовой – лебеда. Слово «лебеда» красивое, но в жизни народной несет скорее негативную оценку. В годы разрухи и войны лебеду подмешивали в хлеб. Как-то подслеповатая старушка с палочкой спросила меня, что за растение фотографирую на газоне среди культурных цветов, не лекарственное ли? Услышав, что это лебеда, вздохнула:
– Да, ели мы в войну лебеду!
– Вкусная?
– Ой, вкусная! В молодости все казалось вкусным.
Изменяется отношение к лебеде со временем. Ахматова могла еще написать об этом растении песенку

На коленях в огороде
Лебеду полю.

Но, конечно, ни какую лебеду она не полола, как не хлестал ее муж узорчатым ремнем (не хлестал, а Гумилев обижался на стихотворение). Лебеда тоже была слепневская, и пололи ее спокойные, загорелые бабы. Но многие ли из нас помнят запах срубленной белены возле грядки жарким летом, хотя почти все на дачах работают?

Все сильнее запах теплый
Мертвой лебеды.

У Ахматовой не только зоркий глаз, но и обостренное восприятие запахов (запах теплый или холодный). В другом эмоциональном состоянии и восприятие лебеды меняется. По лебеде можно и на свидание бежать .

И лебедою заросли дорожки
И мне идти по ней – такая радость
1913
Совсем другое отношение у поэта к культурным растениям. Особенно полевым. Это растения несвободные, созданные человеком для человека. Упоминает она и розы и левкои и лилии. Их можно сорвать, срезать, но гибель их не трагична.

А к колосу прижатый тесно колос
С змеиным свистом срезывает серп.

Напечатал строчку, а компьютер поправил, надо вместо «С» использовать «Со». Компьютер, ты не прав. Ахматова не полола лебеду, ее не избивал муж, не работала она серпом, но свист серпа мы слышим вместе с ней в игре аллитерации.
Ахматова не случайно вступила «Цех поэтов», она относится к поэзии как к ремеслу, но и крестьянский труд она не только наблюдает, но и понимает. Когда Бунин создавал «Деревню», он понимал крестьянина гораздо лучше, чем так называемые «крестьянские писатели», хотя он тоже не пахал, не сеял. Сейчас, конечно, трудно представить картину сжатого поля со снопами. Мне это удавалось наблюдать на уборке льна в советские времена вместе со школой – помогали колхозникам. Выдергиваешь стебли, связываешь сноп и ставишь его в многочисленные пирамиды.

Но если птица полевая
Взлетит с колючего снопа

Ахматова как поэт видит, слышит и осязает колючие ости пшеницы и влажные метелки овса в вечернем тумане. Наверное, овес Ахматова любит больше всего из хлебов.

И уйдя, обнявшись, на ночь за овсы
Потерять бы ленту из тугой косы.

Как это созвучно со строками Бернса в переводе Маршака!

И кому какое дело, если у межи
Целовался с кем-то кто-то вечером во ржи.

Мечты о любви, свиданиях, изменах – это ахматовское.
А вот запах зреющего хлеба поэту ненавистен, она сама писала в автобиографии. Тоска начинается уже в середине лета, когда убирают озимые.

И каждый день по-новому тревожен,
Все сильнее запах спелой ржи.

А к осени становится совсем невозможно ждать отъезда из деревенского заточения и тогда рождаются стихи.

И муза в дырявом платке
Протяжно поет и уныло.
В жестокой и юной тоске
Ее чудотворная сила.
1915

Еще раз вспомним строчки

Я лопухи любила и крапиву
А больше всех серебряную иву.

С крапивой мы разобрались, а как же ива? Как правило, в стихах Ахматовой речь идет не об отдельных деревьях. Характерной чертой ее стихов критики считают наличие сюжета, приближенного к балладе. Если ее внимание привлекает дерево, то воспринимает она его вместе с птицами в кронах. Образ ивы неразлучен с образом соловья.

Только ты, соловей безголосый,
Эту муку сумеешь понять!
Чутким ухом далекое слышишь
И на тонкие ветки ракит,
Все нахохлившись смотришь – не дышишь
Если песня чужая звучит.

Не роза и соловей (тривиальные в поэзии), а соловей и ракита ( не просто ива)! Наверное, о ракитах она тоже узнала в Слепнево, уж больно деревенское название. Недалеко от нас местные жители с удовольствием ходят за грибами и просто гулять в урочище Ракиты (слово с ударением почему-то на последнем слоге) и через лес этот, конечно, протекает тихая речка с омутами, кувшинками и заводями и обязательно по ночам поют там соловьи. Но Ахматову эта картинка не вдохновила бы. Ночами в Слепнево она не могла уснуть на узкой, необыкновенно твердой кровати и прислушивалась не только к поющему соловью, но, прежде всего, к соловью молчащему. Молчание соловья более красноречиво, чем его пение! А молчание соперниц поэту тоже знакомо. Если Ахматова вспоминает клены, то в кронах кленов будет мелькать ярко-желтая иволга. Неразлучная пара, птица и дерево, и страдает поэт от этой пары не меньше. Радостные крики птицы нагнетают тоску

Я слышу иволги всегда печальный голос

Тоска заточения не оставляет Ахматову и днем

Иволги кричат в широких кленах
Их ничем до ночи не унять.

А как поэт называет иволгу?

А иволга подруга
Моих безгрешных дней
Вчера вернувшись с юга
Кричит среди ветвей.

Иволга подруга. Такое отношение к живым существам экологи называют субъектным, хотя животное субъектом и не является. У Ахматовой экологическое сознание, она на равных ведет разговор с птицами и кленами, хотя понять поэта они конечно не в состоянии. Зато птиц Ахматова понимает гораздо более точно, чем деревенские поэты вроде Есенина.

Где-то плачет иволга, схоронясь в дупло.

Иволги в дуплах не живут, а строят колыбели на концах ветвей. Имажинист Есенин может быть небрежным ради рифмы, или образа. Акмеист Ахматова – нет.
Пары образуют не только деревья и птицы, но даже водоросли и рыбы.

Там есть прудок, такой прудок
Где тина на парчу похожа
И мальчик мне сказал, боясь
Совсем взволнованно и тихо,
Что там живет большой карась
И с ним большая карасиха

Даже караси более счастливы в пруду, чем поэт в заточении в глухой деревушке. Слепнево и ее лопухи и крапива стали для Ахматовой той самой низкой стартовой площадкой, покинув которую она поднималась к вершинам поэзии. Спасибо Слепневу, лопухам, крапиве и лебеде!

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Таинственный песенный дар у Ахматовой от рождения, а истоки творчества поэта – в тверской скудной земле, в Слепнево!

Когда б вы знали, из какого сора – беседа 4

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда.
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене.
И стих уже звучит, задорен, нежен.
На радость всем и мне.
Анна Ахматова

Это, пожалуй, самые известные строчки Анны Андреевны Ахматовой. Каждому поэту многократно задавали вопросы, которые в конечном итоге сводились к одному: Откуда вы берёте темы для своих произведений? И хотя по большому счёту загадка творческого процесса навсегда таковою и останется, Анна Андреевна, по-моему, ответила исчерпывающе на этот вопрос за всех поэтов.
Действительно, сюжеты подсказывает жизнь: люди и события, с которыми она нас сталкивает, философское осмысление происходящего. радуга в небе и букашка на рубашке.

Природа творчества всегда останется загадкой, мистикой именно потому, что не исключает наличия космической связи между автором и Творцом.

Кто же диктует авторам шедевров их содержание? Каким образом скульптор, отсекает от глыбы мрамора всё ненужное, обнажает прекрасную Галатею?

Попробую с позиций своих скромных достижений на ниве Поэзии дать своё видение, проанализировать свой опыт творчества. Мои стихи часто начинаются с вибрации, с посыла, что я должен срочно записать пришедшую мысль. Этот посыл, зачастую, приходит тогда, когда записать не удаётся, и тогда возникает ситуация: «…никого не застав, ушла». Обидно бывает до слёз: эта мысль невозвратима и всегда кажется лучшей из того, что когда-либо было подарено, кем-то продиктовано. Когда же Благословение исполняется, то нередко приходит ощущение того, что текст, действительно, диктуется. Кто-то водит рукой поэта (почти, как в случае механического письма на сеансе медиума), и правка почти не бывает необходимой. Более того, когда случается через какое-то время перечитать записанное, не оставляет чувство удивления от того, что под этим текстом стоит моё имя. Особенно остро я это чувствую при эзотерическом содержании стихов. Друзья, занимающиеся этим предметом серьёзно, неоднократно указывали, что я пишу о том, чего знать ещё не могу, т.е. являюсь порталом, передатчиком чьих-то мыслей.

Но такое случается далеко не всегда, и Поэт усердно строгает волшебное бревно, извлекая из него Буратино, «изводит единого слова ради тысячи тонн словесной руды», как очень точно выразился Владимир Маяковский. Чаще всего поэту самонадеянно кажется, что он сам является Демиургом – Творцом написанных им строк. Да простят меня не целованные Богом в темечко сочинители, в их случае может оно так и происходит, ибо, как мудро сказал в своё время Шолом-Алейхем: «Талант, как деньги. Есть – так есть, нет – так нет…». Правда, все мы слышали о чудесных случаях, когда после серьёзных травм головы люди начинали творить, становились ясновидящими… Я лично знаком с прекрасным поэтом, который стал таковым в зрелом возрасте после пережитой им клинической смерти. Но это уже не тема настоящей беседы.

Поиск рифм в значительной степени влияет на первоначальный замысел стиха, увлекая поэта в дотоле ему неизвестное.

Хочу проиллюстрировать вышесказанное несколькими конкретными примерами из собственного арсенала написанных мною стихов. У каждого из них имеется своя история, зачастую забытая, но несомненно навеянная каким-либо событием, художественным полотном, интересной мыслью, понравившейся рифмой или даже отдельным словом.

Я совершенно ясно помню, например, с чего начиналось стихотворение «Разочарование», написанное без малого полвека тому назад. Люди моего поколения хорошо помнят необходимый атрибут любого домашнего очага – круглый, громко тикающий будильник на ножках, ход которого зачастую отличался от звука хронометра тем, что «хромал», т.е. тикал неравномерно: тик-так, тик-так…
И вот однажды этот звук обратился в моём сознании в такую поэтическую строку: Будильника усталая походка озвучивает тусклый интерьер… Мне показалось, что так ещё о будильнике не сказал никто, возникший образ настоятельно искал воплощения, и я поместил его в специально созданный для этого сюжет: Сейчас я прочту вам стихотворение «Разочарование» и станет ясно, что я имею в виду.

Я ждать устал, когда заснёт твой сын
За ширмою, в кроватке деревянной,
И посмотрел украдкой на часы –
Ещё не поздно, но уже не рано.

Я осмотрелся: выцветший торшер
И канделябр – недавняя находка,
Будильника усталая походка
Озвучивает тусклый интерьер.
Пеньки свечей подмигивают робко,
Отбрасывая хоровод теней,
Едва заметна в сумраке верёвка,
Забытый лифчик съёжился на ней.

Я обещал, – и ты ждала, конечно.
Твои надежды – тоненькая нить:
Я свой визит легко мог отложить
На день, неделю, может быть, на вечность…

Но я пришёл, терзаемый развязкой,
Затем, чтобы, себя переломив
И неохотно расточая ласки,
Согреть тебя в ответ на твой порыв.

Напрасно ожиданье – сын не спит,
Остыл в стакане терпкий чай цветочный,
Будильник хромоногий, как нарочно,
Всё громче по моим вискам стучит…

На цыпочках сквозь полумрак гостиной
Я проскользнул, прикрыв бесшумно дверь…
А жизнь казалась непомерно длинной,
И за окном проказничал апрель.

Интересный факт, также проливающий некоторый свет на появление определённой тематики в одно и то же время у разных поэтов: Через два-три месяца после написания этого стиха я вдруг нахожу, напечатанное, кажется, в журнале «Юность» стихотворение Евтушенко «Благодарность».
Она сказала: “Он уже уснул”, –
задёрнув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съёжившись, халат упал на стул…

А вот пример написания стихотворения совершенно другого содержания, созданного на основании совершенно иного импульса к его созданию: Как-то по электронной почте я получил стихотворение потрясающего эмоционального воздействия. Это было зарифмованное описание события, имевшего место в 1942 году у расстрельного рва. Молодая девушка Сима Штайнер набросилась на офицера СС и перегрызла ему горло… Стихотворение, которое не могло оставить читателя равнодушным, было написано крайне слабо с литературной точки зрения. Скажем, Поэзией это не было… Я помню охватившее меня поначалу чувство раздражения, мысль о том, что автор своим неумелым пером, как бы, написал не теми красками картину произошедшей трагедии. Несколько остыв, я понял, что был неправ, и хотя тема, безусловно, заслуживала иного исполнения, у автора, как человека творческого, возникла потребность увековечить память героического
противостояния злу, выплеснуть то, что наболело, тревожило, и он сделал это так, как смог! И я сказал себе: Ты можешь лучше? Так сделай!! И я написал стихотворение «Расстрел».

Голые люди – расстрел на Подоле…
Дети с глазами, как синее море,
Карие очи красавиц еврейских,
Старые люди со скорбью библейской…
Криками смерти и голосом пули
Воздух наполнен, как зноем в июле.
Только морозно, и страшно, и жутко…
Мамы, едва не лишившись рассудка,
Прячут детишек за спинами старших.
Взвод полицаев, безжалостных, страшных,
Смертью багровой, как спелый бурак,
Переполняет бездонный овраг.
Обувь, одежда, тела под ногами
Зверски истоптаны их сапогами.
Жизнь замирает у грязной земли
С каждой охрипшей командою: «Пли!»

Немец эсэсовским блещет мундиром,
Видно, недавно он стал командиром,
Здесь он хозяин, судья, властелин,
Этот надменный холёный блондин.
“J;dischen Schweine” пред ним, а не люди,
Девушки прячут стыдливые груди,
Белые, словно испачканы мелом…
В новом ряду под нещадным прицелом
Видит он образ красавицы статной,
И ухмыльнулся фашист плотоядно.

Думает он: «Эти скорбные лица
Мерзки и жалки, но эта девица
Так хороша, молода и невинна…
Даром, что младшая дочка раввина,
Смерть ей отсрочу я временным пиром» …
И подошёл к ней, упёршись мундиром:
«Эта Wir werden nicht надо стрелять,
Рейху послужишь, еврейская бл&дь».

Злость на восставших губах закипела,
Страшно зубами она заскрипела,
В глотку фашисту, взметнувшись всем телом,
Мёртвою хваткой вцепиться успела,
Рвала зубами артерию, жилы,
Плоть напрягая, пока были силы.
Брызнула кровь, как вскипевшая брага,
Их увлекая в безумье оврага…

Свадьбы кровавой не видел слепец –
Дочери юной несчастный отец,
Старый раввин, он твердил, как присягу,
Древней Кол-Нидре короткую сагу,
Мерно качаясь, просил он у Бога…
Только сгорела его синагога.

При всей невозможности охватить тему целиком, поскольку тонкости творческого процесса никогда, я полагаю, не будут полностью раскрыты, опишу ещё одно, казалось бы совершенно незаметное для простого глаза событие, послужившее «триггером» к написанию стихотворения «Улитка». Когда после дождя или просто поливки газонов улитки выползают на тротуар, моя жена всегда относит их обратно в траву, чтобы уберечь от неосторожного прохожего. Конечно, большинство проходящих мимо людей обойдут хрупкое создание стороной, но только поэт способен создать поэтическую зарисовку этой незатейливой темы, особенно, если на глаза ему попадается интересная «подсказка» в виде незаурядной строчки, появившаяся, видимо, не случайно. В моём случае эта строчка пришла от поэта Валентина Бобрецова: «Под ноющей ногой хрустит моллюск».

Выползла улитка на дорогу.
Дождь прошёл,
асфальт прохладен, пуст.
Невдомёк прохожему и дрогам,
как он хрупок – маленький моллюск.

Проклинаю ноющую ногу,
экипаж слепой, как Божий суд.
Медленно к печальному итогу
тащится душа,
уж слышен хруст
сапога бездушного – то дворник
полупьяный бродит поутру.

Только я, подняв её за «домик»,
опустил во влажную траву.

То, что я вам сейчас прочту, является литературной компиляцией. В неё включены известные всем нам сточки из стихов Булата Окуджавы с минимальной поэтической обработкой.

Прощальная Песня
Как много, представьте себе, доброты…
Б. Окуджава

Последний троллейбус по улице мчит…
Щемящая нежность уснула в ночи.
Ты боль мою песней прощальной залей,
Троллейбус последний, последний троллей…

Арбат, мой Арбат земляка потерял.
Здесь Моцарт на старенькой скрипке играл,
Здесь Прошлое стало ясней и ясней…
Троллейбус последний, последний троллей…

Всю ночь до рассвета кричат петухи
О том, что сиротами стали стихи,
Земля ещё вертится – в сговоре с ней
Троллейбус последний, последний троллей…

Надежды оркестрик и Ленька Король…
У лирика в сердце булатная боль.
…оборванной жизни апрельский ручей…
Троллейбус последний, последний троллей…

Грохочет сапог… И жене все простит …,
И девочка плачет, и шарик летит…
И молодость наша – театр теней…
Троллейбус последний, последний троллей…;

Анна Ахматова — Мне ни к чему одические рати: Стих

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

Анализ стихотворения «Мне ни к чему одические рати» Ахматовой

Стихотворение «Мне ни к чему одические рати…» входит в многолетний стихотворный цикл Ахматовой «Тайны ремесла». Оно было создано в 1940 г. и стало одним из определяющих во всем цикле.
Произведение описывает принципы, которыми руководствуется поэтесса в своем творчестве. Она сразу же заявляет, что процесс написания стихотворений для нее является естественным и необходимым. Вдохновение посещает ее внезапно, подобно мимолетному озарению. Она не прикладывает усилий для поиска и отбора необходимых стихотворных форм и выразительных средств. «Одические рати» и «элегические затеи» — удел поэтов, считающих себя великими и постоянно стремящихся подчеркнуть свое величие и достоинство. Излишний «эстетизм» поэтов, находящихся на вершине славы, способен лишь дискредитировать их творчество, сделать его непонятным обычному читателю.

Ахматова утверждает, что стихотворение способно появиться из никому не нужного «сора». Она не сковывает себя употреблением высоких слов и красивых фраз. «Одуванчик», «лопухи и лебеда» — вот те невзрачные предметы, которые могут быть положены в основу любого произведения. Стихотворения ценны сами по себе, они «не ведают стыда» и никому не обязаны давать отчета. Поэзия настолько выше примитивных человеческих представлений о прекрасном, что способна любую вещь превратить в настоящую жемчужину. «Окрик», «запах дегтя», даже «плесень» могут послужить источниками для нового произведения, которое вызовет у человека радость и доставит счастье.

Главная мысль Ахматовой заключается не только в том, что поэт может воспеть все что угодно. Этим она хочет сказать, что поэзия не обязана служить какой-то высокой идее. В советское время эта мысль была особенно актуальной. В соцреализме утверждался главный принцип, согласно которому творчество должно быть обязательно идеологически верным и направленным в нужную сторону. «Безыдейные» произведения вообще не имели права на существование и объявлялись враждебными советской власти и народу.

Поэтесса отвергала этот принцип. Она считала, что поэт или писатель должны быть абсолютно свободными в своем творчестве, иначе оно потеряет всю свою художественную ценность. Даже «безыдейное» произведение может быть просто хорошим, если пробуждает в людях какие-нибудь чувства или эмоции.

Источники:

http://www.proza.ru/2016/06/11/1516
http://www.stihi.ru/2017/01/20/3731
http://rustih.ru/anna-axmatova-mne-ne-k-chemu-odicheskie-rati/